Толстой Алексей Константинович - Рассказы Ивана Сударева
Алексей Николаевич ТОЛСТОЙ
РАССКАЗЫ ИВАНА СУДАРЕВА
ОГЛАВЛЕНИЕ:
I. НОЧЬЮ В СЕНЯХ НА СЕЛЕ
II. КАК ЭТО НАЧАЛОСЬ
III. СЕМЕРО ЧУМАЗЫХ
IV. НИНА
V. СТРАННАЯ ИСТОРИЯ
VI. РУССКИЙ ХАРАКТЕР
I
НОЧЬЮ В СЕНЯХ НА СЕЛЕ
Русский человек любит высказаться, - причину этого объяснить не
берусь. Иной шуршит, шуршит сеном у тебя под боком, вздыхает, как по маме
родной, не дает тебе завести глаз, да и пошел мягким голосом колобродить
про свое отношение к жизни и смерти, покуда ты окончательно не заснешь. А
бывают и такие, - за веселым разговором вдруг уставится на рюмку да еще
кашлянет, будто у него душа к горлу подступила, и ни к селу ни к городу
начинает освобождать себя от мыслей...
А мыслей за эту войну накопилось больше, чем полагается человеку для
естественного существования. То, что наши деды и отцы недодумали,
приходится додумывать нам в самый короткий срок, иной раз - между двумя
фугасками... И делать немедленный вывод при помощи оружия... Непонятно
говорю?
Дед мой был крепостным у графа Воронцова. Отец крестьянствовал ни
шатко ни валко, жил беспечно, как трава растет, что добудет - прогуляет,
зазовет гостей и - ему ничего не жалко, к рождеству все подчистит: ни
солонинки на погребище, ни курей, ни уток. А он знай смеется: "Веселому и
могила - пухом, чай, живем один раз..." Ох, любил я папашку!.. Советская
власть потребовала от него серьезного отношения к жизни, - папашка мой
обиделся, не захотел идти в колхоз, продал он корову, заколотил избу и
вместе с мачехой моей уехал на Дальний Восток... А мне, его сыну, уже
пришлось решать государственную задачу, и решать не кое-как, а так, чтобы
немец меня испугался, чтобы немцу скучно стало на нашей русской земле. Он
стоек в бою, я - стойче его, его сломаю, а не он меня... Он, как бык, прет
за пищей. Ему разрешено детей убивать... Он похабник. Я же руку намну,
погуляв клинком по немецким шеям, как было в феврале, и этой же рукой пишу
стихи...
Давеча вы правильно заметили, что я пишу стихи. Печатался во
фронтовой газете... "У тебя, Сударев, - это личные слова редактора, -
тематическое и боевое крепко выходит, а лирику надо бросить..." А и верно
- ну ее в болото. Завел я тетрадь для таких стихов, но в походе пропала
вместе с конем Беллерофонтом, - такой у меня был конь... До сих пор жалко
этого коня... В марте ранило меня в обе ноги без повреждения кости, думаю
- лягу в госпиталь, кто напоит, накормит коня? Доказал врачу, что могу
остаться при эскадроне, и в самом деле легко поправился... А он,
Беллерофонт, понимает - животное - чего мне стоит в лютый мороз в одних
подштанниках проковылять с ведерком от колодца к конюшне, - в лицо мне
дышал и губой трогал... Стихов не записываю, лирику ношу в груди.
Не так давно видел в одном частном доме картину, - средней величины,
да и ничего в ней не было особенного, кроме одного: представляете - лесок,
речонка, самая что ни на есть тихая, русская, и по берегу бежит тропинка в
березовую рощу. Взглянул я и все понял, - ах, сколько жил, и не мог
словами выразить этого!.. А художник написал тропинку, и я чувствую - на
ней следочки, тянет она меня, умру я за нее, это - моя родина... Опять
непонятно говорю?
Представляете: в деревне, на завалинке, сидит старушка, худая,
древняя, лицо подернуто могильной землей, одни глаза живые. Я сел рядом.
День апрельский, солнышко, а еще - снег кое-где и ручьи...
- Ну, бабушка, - спрашиваю, - кто же победит?
- Наши, красные победят, русские.
- Ай да патриотка, - говорю. - Почему же ты
