Ткаченко Игорь - Разрушить Илион
Игорь Ткаченко
Разрушить Илион
Я счастливчик. У меня жена ведьма.
Каждый вечер, возвращаясь с работы, я гадаю, что ожидает меня за
дверью на этот раз.
Весело громыхнут серебряные цепи подъемного моста, затрубят
горнисты на стенах, взовьются и затрепещут разноцветные флажки,
бабахнет пушка, распахнутся кованые ворота...
Или пахнёт сиренью, забормочет, засверкает медным боком самовар
под яблоней, и пчелы, сонно гудя, будут кружить над янтарными сотами.
Что будет на этот раз: мавританский дворец, хижина рыбака,
княжеский терем, приткнувшаяся к скале над пропастью сакля горца или
висячие сады?
Честно говоря, разнообразие утомляет.
На всякий случай я вынул из портфеля зонтик. Последнее время ей
полюбились дожди. Я находил ее в стогу под березой на краю осеннего
поля. Чугунные тучи цеплялись за верхушки деревьев и сеяли
мелкий-мелкий дождь. От моего прикосновения она вздрагивала, виновато
улыбалась, спешно навешивала над лесом радугу и тряпкой принималась
собирать воду, потому что снизу отсыревали обои и соседи грозились
пожаловаться в домоуправление.
Что-то новенькое.
Крохотная прихожая, соломенный половичок на блеклом линолеуме у
двери, бормотание радиоточки на кухне.
Давно бы так. Одумалась.
И комната тоже была обычной. Утром за окном цвела сакура и на
вершине Фудзи сидело мохнатое облако, а сейчас достраивался второй
этаж универмага, полыхала сварка, и два подъемных крана тягали поддоны
с раствором.
Я включил телевизор, сел в кресло и стал придумывать слова,
которыми встречу Вику, когда она кончит возиться на кухне и придет
звать меня ужинать.
Я придумал двести семьдесят три тысячи ласковых и одобрительных
слов, страшно проголодался, а она все не шла.
Один раз она уже запаздывала с ужином, в Шотландии градом побило
вереск, тайфун "Феличита" разогнал краболовные судна у побережья
Камчатки, в Аргентине забастовали водители автофургонов, а на
Вологодском молокозаводе сломался сепаратор. Она очень расстроилась и
успела приготовить лишь макароны по-флотски.
Это не должно превращаться в систему. Я отправился на кухню.
В духовке "Электра-1001" не шкворчало, на конфорках не булькало,
из крана капало. Из съестного на столе были только талоны на колбасу и
масло, придавленные солонкой, чтоби не унесло сквозняком. По
рассыпавшейся вокруг солонки соли бродил унылый таракан.
Я разозлился, рассвирепел, метал громы и молнии, стн рикошетили,
царапали полировку кухонного гарнитура "Мрия" и шипели, попадая в
мойку.
Я потерял над собой контроль, прогнал таракана, сложил в бумажник
талоны и включил чайник.
Я выпил цистерну грузинского чая и съел столетний запас печенья.
За окном падали листья, потом пошел снег, грянула гроза, и опять пошел
снег.
Прошла еще тисяча лет. Татьяна Веденеева помогла Хрюше и Степашке
разобраться в морально-этических аспектах жадности, сыр на тарелке
скукожился и прослезился.
Прошла еще тысяча лет, началась программа "Время", и в дверь
позвонили.
Это была не она. Это был кентавр Василий. Василий был убежденный
хронический холостяк, приходил к нам по вечерам смотреть ритмическую
гимнастику и всегда опаздывал к началу. Василия я недолюбливал, но
всегда любил гречневую кашу. Василий был неряшлив и зануда, за ним
приходилось убирать каштаны, но он приносил гречневую крупу, которая
полагалась ему как ветерану двух Пунических войн.
Василий протянул пакетик гречки и грустно спросил, заглядывая
через мое плечо в комиату:
- Опоздал?
От него пахло сигаретами "Кент", конюшней и д